Боевые действия не отменяли своевременной выплаты денежного довольствия и премий солдатам, заработной платы рабочим и служащим. Финансовые учреждения продолжали работу и в ленинградскую блокаду, и в Сталинградскую битву. Как мог, помогал финансами и тыл: налоги были значительно увеличены, через военные займы и денежно-вещевые лотереи проводилась финансовая мобилизация средств граждан. Впрочем, как всегда: кто-то отдавал стране последнее, а кто-то пользовался моментом и наживал состояние.

"Один день войны обходился бюджету СССР в 3,6 млн рублей"

В довоенный период руководство страны и финансовых органов проводило жесткую политику уменьшения рублевой денежной массы, находившейся в обороте.

Показателен такой случай: во второй половине 1940 года в некоторых регионах Урала и Сибири возникла проблема с выплатой зарплаты — не хватало наличных денег, торговля не успевала их вернуть из оборота. Квартальный кассовый план не выполнялся. Такие вопросы мог оперативно решать только экономический совет при Совете народных комиссаров СССР. Но комиссию собрать в тот момент почему-то не смогли. Руководитель Госбанка Николай Соколов позвонил заместителю председателя Совета народных комиссаров Николаю Булганину и рассказал о сложившейся ситуации. Николай Александрович пообещал пробить решение сам, но, видимо, не смог.

Однако деньги в регионы ушли, зарплата была выплачена. Начался разбор полетов, информация о "самоуправстве" дошла до Сталина. В октябре 1940 года вышел указ о снятии Соколова с должности за "самовольное" нарушение кассового плана за четвертый квартал 1940 года как "провалившегося на работе". А вскоре Соколов и вовсе был расстрелян.

Однако начало войны перечеркнуло все дорогой ценой оплаченные усилия. В первые месяцы боевых действий Госбанк СССР не имел утвержденного кассового плана, поэтому печать денег производилась по запросам контор Государственного банка на местах и управления полевых учреждений, которое занималось выплатой денежного довольствия военнослужащим.

"Необходимость в значительной эмиссии в первые дни войны возникла по следующим причинам. Во-первых, нужно было немедленно произвести денежные расчеты с воинами, мобилизованными в ряды Красной Армии. Во-вторых, наличные деньги были нужны для пополнения денежной кассы воинских подразделений, направляемых на фронт. В-третьих, за счет эмиссии происходило формирование оборотной кассы и резервных фондов полевых учреждений Госбанка СССР",— считает историк Людмила Муравьева.

Характер эмиссия приобрела весьма специфический.

По словам экономиста Майи Рогачевской, "с начала войны до ноября 1941 года денежная эмиссия концентрировалась преимущественно в прифронтовой полосе, а затем стала перемещаться в районы, куда хлынул поток эвакуированного населения".

Руководители финорганов, понимая, что предстоит печатать большое количество денег, оперативно начинают вводить дополнительные ограничения по обороту наличности.

Уже на второй день войны были введены ограничения по выдаче вкладов из сберегательных касс: в месяц разрешалось снимать не более 200 руб. Но и тут были свои исключения. "В постановлении об ограниченной выдаче наличных денег из сберегательных касс были установлены льготы для творческой интеллигенции,— вспоминал тогдашний заместитель председателя правления Госбанка СССР Владимир Геращенко.— Для писателей, композиторов, художников и скульпторов, входящих в творческие союзы, а также для народных и заслуженных артистов ежемесячная норма выдачи наличных денег составляла 1000 руб. Для предупреждения социальной напряженности между вкладчиками было принято решение о переводе вкладов творческой интеллигенции из сберегательных касс в учреждения Госбанка".

По предложению Госбанка СССР были повышены цены на водку, вино, пиво, изделия из драгоценных металлов и непродовольственные товары. Такое частичное повышение цен увеличивало поступление денег в кассы государственных и кооперативных организаций и, соответственно, уменьшало размеры денежного потока на рынок.

С началом войны были резко нарушены хозяйственные связи и денежные отношения между предприятиями и организациями. В первые военные месяцы очень сильно возросла задолженность покупателей за товары и услуги. Основными неплательщиками предсказуемо оказались предприятия и организации, прекратившие свое существование в связи с оккупацией фашистскими войсками части территории страны. Предприятия, эвакуируемые в восточные регионы, хотя и не отказывались от выполнения своих долговых обязательств, но могли начать выплаты только после возобновления работы на новом месте.

"Превышение выдачи денег над их возвратом в кассы Госбанка в третьем квартале 1941 года достигло 8,5 млрд руб. Правительству пришлось принять решение о введении военных надбавок к подоходному и сельскохозяйственному налогам. Несмотря на это, в четвертом квартале картина еще более ухудшилась: превышение достигло 9,3 млрд руб. Тогда был введен налог на холостяков и малосемейных граждан, составлявший 5% от заработной платы. В результате произошло некоторое изъятие части свободных денежных средств, образовавшихся у населения из-за снижения расходов на оплату товаров и услуг. Со второго квартала 1942 года превышение стало уменьшаться, составив 7,7 млрд руб. во втором и 6,2 млрд в третьем квартале",— отмечает Майя Рогачевская.

Дефицит государственного бюджета, образовавшийся в экстремальных условиях первых месяцев войны, в 1942 году достиг 41 млрд руб. Эмиссия обеспечивала покрытие только 73,2% дефицита, подведя к опасной черте инфляционного обесценения денег. По послевоенным подсчетам наркома финансов Арсения Зверева, один день войны обходился бюджету СССР в 3,6 млн руб. Срочно требовалось найти дополнительные источники доходов бюджета.

С 1 января 1942 года начал действовать военный налог, и поступления в бюджет за счет него составили в том году 14 млрд руб., увеличившись до 17,1 млрд руб. в 1943-м.

"С зарплаты в 600 руб. удержания в начале 1942 года составляли 210 руб. (или 35,1%), а у мужчин в возрасте от 19 до 46 лет — 39,7% (с учетом надбавки в 50% к военному налогу). К примеру, до войны удержания с такой зарплаты составляли 16%. При заработке в 1200 руб. удержания достигали 38 и 42,6% соответственно",— приводит расчеты историк Сергей Татаринов.

Помимо этого, население выплачивало значительные суммы в рамках патриотических кампаний — например, по сбору средств на строительство танковых колонн, а также в Фонд обороны и Фонд Красной армии. С учетом этого у большей части рабочих и служащих, получавших свыше 1000 руб. в месяц, платежи достигали около 50% зарплаты. По подсчетам Наркомата финансов, общая сумма поступлений по налогам и добровольным взносам в войну составила 27 млрд руб., то есть свыше 26,4% доходов госбюджета.

"Городские работники Иркутского городского финотдела так организовали дело,— вспоминал Арсений Зверев,— что еще до конца 1941-го перевыполнили годовой план по сбору налогов и страховых платежей. А в начале следующего года, при размещении среди населения денежно-вещевой лотереи, намеченную государством ориентировочную цифру в 4,3 млн руб. превысили за пять дней, и подписка дала 6,976 млн".

Денежно-вещевые лотереи стали еще одной формой участия населения в военных расходах страны. В 1941-1944 годах было проведено четыре лотереи, которые дали 1,2 млрд руб.

Плюс к тому 1,1 млрд руб. был начислен населению в виде компенсации за отпуска — эти средства могли быть использованы только после окончания войны.

"Крупный экономический эффект был достигнут благодаря сокращению сроков подписки на военный заем,— писал Зверев.— Постепенные вложения в хозяйство ряда небольших сумм, хотя бы и достаточно значительных в совокупности, не шли ни в какое сравнение с той огромной помощью делу обороны, которую оказали советские люди, подписавшись в 1942 году на 10-миллиардный военный заем за два дня. А разве можно забыть, как в 1942-1943 годах колхозники ряда местностей по почину тамбовских тоже в рекордно короткие сроки собирали средства на танковые колонны? Так, только за две недели тамбовцы внесли 40 млн руб.".

"Было изъято у обвиняемых товаров и денег на сумму 2 млн руб."

Откуда у простых сельских жителей брались деньги на покупку самолетов и танков?

Например, знаменитый саратовский колхозник Ферапонт Головатый в декабре 1942 года продал на колхозном рынке Саратова 200 кг меда со своей пасеки, выручив 150-160 тыс. руб. Затем он обратился к директору Саратовского авиационного завода Левину с просьбой продать ему самолет за 100 тыс. руб. Левин позвонил в Москву и получил добро на операцию.

Таким же способом зарабатывали деньги и многие другие колхозники, жертвовавшие баснословные суммы в Фонд обороны. По данным Арсения Зверева, ивановские крестьяне собрали 136 млн, подмосковные — 209 млн, ярославские — 131 млн, горьковские — 204 млн, свердловские--195 млн, разоренные войной калининские --160 млн. Узбекистан дал 365 млн, Азербайджан — 175 млн, Грузия — 276 млн, Казахстан — 470 млн руб.

В то время как одни граждане жертвовали личные средства на военные нужды, другие скупали вещи и драгоценности у нуждающихся, пополняя свои счета в сберкассах.

"В результате снижения и без того низкого уровня обеспечения населения товарами массового спроса в системе государственно-кооперативной торговли возросла зависимость населения от других источников снабжения, в частности "черного", или, как его стыдливо тогда называли, "колхозного" рынка,— утверждает историк Василий Пушкарев.— Так, если расходы населения на покупку продуктов на колхозном рынке составили в 1940 году 18,7 млрд руб., то в 1943-м — уже 126,1 млрд руб. В связи с ростом спроса, в первую очередь на продукты питания, и проведением государством крупных денежных эмиссий "пустых", не обеспеченных товарной массой денег значительно выросли цены колхозного рынка. В период их наибольшего подъема во время Великой Отечественной войны средний уровень цен колхозного рынка в 17 раз превышал средний уровень цен 1940 года".

По данным Центрального статуправления, денежные доходы населения от продажи продуктов и домашних вещей на рынке, а также от продажи услуг, составлявшие в 1940 году 23 млрд руб., в 1943-м достигли 239 млрд, из которых на долю несельскохозяйственного населения приходилось 112 млрд, а сельскохозяйственного — 127 млрд руб.

Василий Пушкарев приводит данные ЦСУ СССР, согласно которым в 1942 году 65%, а в 1943 году — 87% покупок продуктов на колхозном рынке было покрыто за счет продажи домашних вещей.

У этой незначительной части населения, прежде всего городского, "активно занимавшейся торговлей на "черном" рынке, постепенно сосредотачивались на руках значительные суммы наличных денег, достаточные для проведения широкомасштабных оптовых торговых операций".

Судебные процессы, прошедшие в 1945-м, показали, что значительное количество граждан за годы войны смогли нажить миллионы рублей с помощью спекуляции карточками, вещами и продуктами.

Подпольные миллионеры были выявлены не только в центральных городах, но и в провинции. "Прокуратурой Бодайбинского района Иркутской области по делу о хищениях товаров на центральном складе "Золотопродснаба" в результате обыска было изъято у обвиняемых товаров и денег на сумму 2 млн руб. Для сравнения: средняя начисленная заработная плата по стране составляла в 1943 году 403 руб., а в 1945-м — 435 руб.",— свидетельствует Пушкарев.

После войны по стране прокатились многочисленные судебные процессы над обладателями состояний, а денежная реформа 1947 года привела к массовому изъятию средств, находившихся на вкладах в сберкассах.

"Летом-осенью 1942 года за марку давали 11-12 руб."

Денежная политика немецких властей на оккупированной территории не была одинаковой, но оставалось одно общее обстоятельство — оккупанты не спешили ликвидировать местные валюты. Советские рубли образца 1938 года свободно обращались наравне с военной маркой, специально выпускаемой для захваченных территорий и не имевшей хождения на территории рейха.

Предел эмиссии военных марок для всех оккупированных стран был установлен по закону от 18 мая 1940 года в сумме 3 млрд марок, в 1941-м его повысили до 5 млрд марок, а в конце 1943 года в обращении было уже 7,1 млрд марок. Таким образом, эмиссия немецких военных денег ничем не ограничивалась. На территории рейха они не ходили, на рейхсмарки не обменивались — Рейхсбанк мог не опасаться их инфляционного влияния на денежное обращение в Германии.

При этом высшее руководство Рейхсбанка старалось держать объем выпуска военных марок в секрете, всячески открещиваясь от многочисленных проектов наводнения Европы фальшивой твердой валютой немецкого производства.

На оккупированной территории СССР немецкая администрация установила обменный курс марки по отношению к рублю — 1 к 10, тогда как до войны за 1 марку давали 2 руб.

"На Украине вводился особый порядок расчетов. До лета 1942 года они осуществлялись через кредитные кассы. А с 1 июля 1942-го в Ровно начал свои операции Центральный эмиссионный банк Украины, и кредитные кассы были преобразованы в его отделения. Тогда же Банк выпустил в обращение купюры достоинством 1, 5, 10, 15, 20, 50, 100, 200, 500 карбованцев. Купюрам придали "народный облик": на них были изображены девочка, крестьянка, горняк, шкипер, химик. Один карбованец приравнивался к одному рублю, а 10 карбованцев — к 1 марке. 25 июля 1942 года на территории Украины была проведена первая с начала 1920-х денежная реформа. Советские купюры от 5 руб. и выше обменивались на карбованцы. Если сумма превышала 20 руб., карбованцы на руки не выдавались, а зачислялись на беспроцентный счет сбережений",— сообщает историк Игорь Чуднов.

В итоге на оккупированных территориях в обращении остались карбованцы, оккупационные марки, казначейские билеты СССР номиналом 1 руб. и 3 руб., советская разменная монета и монеты 1, 5, 10 пфеннигов.

На месте отделений и контор Госбанка на советской территории немецкая администрация открыла так называемые хозяйственные банки, занимавшиеся кредитными и расчетными операциями. Они также поддерживали курс оккупационной марки. В хозяйственные банки стекались и рублевые средства. Это были деньги, захваченные при отступлении Красной армии, налоговые поступления от населения.

Финансовыми операциями вермахта занимались имперские кредитные кассы. Рубль на большей части оккупированных территорий СССР являлся основным средством платежей для населения. Советские граждане могли легально приобрести марки только по специальному разрешению. В оборотных кассах банков рубли и марки учитывались раздельно. Официальное соотношение рубля и марки не менялось, но было подвержено конъюнктурным колебаниям.

Оккупационные власти старались наполнять каналы обращения прежде всего рублями. В 1941-1942 годах это создавало повышенный спрос на марки со стороны и немцев, и местного населения, опасавшегося, в случае дальнейших успехов вермахта на фронтах, внезапного аннулирования рублей. В период отступления Красной армии, особенно летом-осенью 1942 года, за марку давали 11-12 руб.

"Советское правительство даже в тяжелом 1942 году рассматривало организацию денежного обращения во временно оккупированных районах применительно к моменту их освобождения,— считает экономист Майя Рогачевская.— В Госплане полагали, что часть оставшихся там советских денег была уничтожена, заменена оккупационными деньгами либо припрятана населением (около 2 млрд руб.), и не исключали возможности полного отсутствия советских денег в освобождаемых районах".

Однако с весны 1943 года положение начало меняться, особенно на прифронтовых территориях: рыночный курс марки стал падать, население стремилось обменять марки на рубли. В период отступления вермахта наблюдался обвальный сброс населением оккупационных марок и карбованцев. В обращении осталась почти исключительно советская валюта.

Поэтому на освобожденных территориях не требовалось проводить специальные мероприятия по восстановлению денежного обращения — достаточно было открытия отделений Госбанка. Марки были объявлены недействительными, населению предлагали "безвозмездно сдать в банк имеющуюся иностранную валюту воюющих с СССР стран". В список недействительных были включены немецкие марки, итальянские лиры, румынские леи, финские марки, словацкие кроны, венгерские пенге.

Областные отделения Госбанка докладывали в Москву о безболезненном переходе к советскому денежному обращению.

"Советские деньги снова стали единственными, законными, полновластными,— вспоминал нарком Арсений Зверев.— А что стало с оккупационными марками? Их выбрасывали в хлам. Разве только нумизматы оставили один-два образца для своих коллекций..."

После освобождения оккупированных территорий также встал вопрос о взыскании ссуд, выданных в довоенное время населению и предприятиям, эвакуированным или уничтоженным в начале войны. В конце концов ссуды были погашены за счет средств госбюджета. Арсений Зверев, выступавший противником этой операции, считал, что государство значительно переплатило в ходе ликвидации невозвратных кредитов.

"Фашисты открыли стрельбу, банковские работники отстреливались"

Война войной, а финансовые операции прекращать было нельзя. Выдача кредитов предприятиям, прием вкладов от населения, выплата заработной платы, инкассация наличности из торговой сети не прекращались даже в тяжелых боевых условиях.

В период отступления советские учреждения уничтожали или вывозили документацию. Также поступали и банки, только основными документами у них были деньги. В спешке не всегда удавалось все сделать как следует. Нечистые на руку руководители пользовались неразберихой.

Так, в начале октября 1942 года в Калужской области на 239-м километре дороги по направлению к Сухиничам в земле был обнаружен схрон, в котором нашли восемь мешков советских бумажных денег. "В основном это были находящиеся в обращении казначейские билеты на общую сумму 2 млн руб.,— утверждает историк Игорь Чуднов.— Все они были облиты бензином, некоторые обгорели. Что-то тут же растащили красноармейцы, но основная масса была сдана в Госбанк. Позже выяснилось, что деньги бросил в октябре 1941 года управляющий Брянским отделением Госбанка при эвакуации из Брянска в Калугу. Крупные купюры он присвоил, за что впоследствии был осужден".

Но интереснее, впрочем, другое: по статистике Госбанка, все средства Брянского отделения числились уничтоженными, и ведомство, даже получив информацию от компетентных органов, делом не заинтересовалось. Этот случай не был типичным, но и единственным не стал.

Ветеран банковской системы Лазарь Добкин вспоминал о том, как из пригородов Ленинграда срочно вывозились банковские ценности: "В один из сентябрьских дней 1941 года в кабинет управляющего Петергофским отделением Ленинградской городской конторы Госбанка Евстюхина вбежал секретарь райкома: "Немцы в Нижнем парке, скорее жги деньги!" Но Михаил Иванович не стал жечь. Он погрузил все банковские ценности в небольшую машину и решил прорываться вместе с двумя инкассаторами, кассиром и главным бухгалтером Петровой. Фашисты открыли стрельбу, банковские работники отстреливались... К счастью, дорога шла под уклон, поэтому все же удалось набрать скорость и пробиться в Ораниенбаум. Там были советские войска".

Ленинградская контора Госбанка не прекращала работы и в блокаду. Обслуживание клиентов прерывалось только во время обстрелов и налетов. "Тогда каждый работник, согласно инструкции, спешно складывал документы в заранее приготовленный мешок, взваливал его себе на плечи и бежал в бомбоубежище, которое банковцы шутя называли преисподней. А со временем люди и вовсе чаще стали оставаться на местах, прислушиваясь, близко ли бомбят",— рассказывает начальник Главного управления Банка России по Санкт-Петербургу Надежда Савинская.

Еще 28 июня 1941 года в конторе был зачитан приказ N342, где строго оговаривались уплотненные графики приема, выдачи и обработки документов и наличности. Особо указывалось на порядок инкассации торговой выручки, с тем чтобы полный ее сбор был обеспечен в тот же день. Для этого время работы вечерних касс в отделениях конторы было продлено до 22 часов 45 минут.

Страшной зимой 1941-1942 годов в распоряжении ленинградской конторы Госбанка не осталось никакого транспорта, а инкассацию выручки торговой сети проводить было по-прежнему необходимо. Под бомбежками истощенные работники конторы волокли груженные деньгами санки.

"Мы, кредитные инспекторы, обычно работали с 9.00 до 21.00. Затем, сдвинув столы, тут же ложились спать,— вспоминает ветеран Ленинградской конторы Зинаида Аверьянова.— По действующим инструкциям Правления Госбанка выдача кредитов должна производиться с предварительной проверкой материальных ценностей на месте. Что мы и делали. Сколько раз приходилось попадать под обстрелы, проводя проверку на предприятиях".

О специфике кредитования в условиях блокады рассказывает участница событий Александра Бытова: "Торговые предприятия кредитовались в обычном порядке, иные же под расчетные документы в пути. Расчеты проводились только по инкассо, а наличными деньгами — решительно не допускались. Самый распространенный кредит в блокадную пору — это был кредит на выплату зарплаты".

Если нужны были дополнительные сведения от клиентов или подтверждение информации по их счетам, а та или иная организация по какой-то причине не могла передать нужные документы из-за истощения своих работников, тогда служащие банка самостоятельно шли к клиентам и организациям, а после уточнения информации — опять на работу.

Самое тяжелое время для Ленинградской конторы наступило, когда перестала работать машиносчетная станция. Обработку данных приходилось вести с помощью деревянных счетов и арифмометров, которых также не хватало. Вспоминает ветеран конторы Семен Герман: "До войны все банковские документы обрабатывались на фабрике механизированного учета, в войну фабрика была остановлена... Но уже в 1943 году была поставлена задача по строительству помещения для машиносчетной станции, однако предварительно надо было расчистить территорию от кирпича и мусора, разрушенного во время бомбежки здания конторы. Это было выполнено".

Не хватало не только оборудования, но и кадров. По данным Надежды Савинской, "с 1942 года Ленинградский коммунальный банк объявил об открытии краткосрочных курсов для подготовки кадров, утраченных в тяжелую блокадную зиму".

Так же самоотверженно работала контора Госбанка и в Сталинграде. "В нашем отделении было много молодежи, и те, кому уже исполнилось 17-18 лет, сразу, как только фронт приблизился к городу, ушли в действующую армию,— воспоминала работник Сталинградской конторы Нина Лапина.— Ушла моя старшая сестра — кассир Таисия Шорина, бухгалтеры Вера Лисанова и Граня Ляхова, а отделение Госбанка продолжало работать. Меня призвали на фронт в октябре 1942 года, когда мне также исполнилось 17 лет".

Несмотря на бомбежки, инкассаторы, среди которых было много женщин, ежедневно в одиночку, пешком собирали торговую выручку магазинов и доставляли ее в банк. "Так было и 27 августа 1942 года, когда в Сталинград, лежащий в руинах и полыхающий в огне после неслыханной бомбардировки фашистской авиации, была командирована группа сотрудников областной конторы Госбанка с особым заданием — доставить 30 млн руб. и обеспечить выдачу заработной платы жителям разрушенного города",— рассказывает заместитель начальника отдела документационного обеспечения Главного управления Банка России по Волгоградской области Евгения Шапошникова.

Банковским служащим порой приходилось совсем туго. "Часто мы были голодными и мерзли в суровые зимы,— вспоминал начальник группы перевозки ценностей областной конторы Госбанка в период Сталинградской битвы Анатолий Николаевич Мешков.— Из-за отсутствия своего транспорта, а также пассажирского движения по железной дороге командировки были очень длительными и изнурительными. Иногда операция по доставке денег могла занимать более двух недель. Мешки тащили на плечах, если повезет — на подводе или в холодном товарняке".

Восстановление на освобожденных территориях советских финансовых учреждений проходило в приоритетном порядке в течение нескольких недель после изгнания врага. "Особую роль сыграло здесь постановление партии и правительства "О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации",— вспоминал нарком финансов Арсений Зверев.— Политбюро ЦК ВКП(б) требовало от Наркомата финансов обеспечить ресурсами восстановительные работы так, чтобы значительную их часть удалось провести еще во время войны. Срочно восстанавливали угольную промышленность Донбасса, металлургию, энергетические мощности".

"Они шли в бой, волоча за собой железные ящики с деньгами"

22 августа 1941 года было создано управление полевых учреждений, которое по линии Госбанка курировал первый заместитель председателя правления Владимир Геращенко. Полевые кассы занимались выплатой денежного довольствия военнослужащим, заведовали приемом и выдачей вкладов. Одной из главных задач созданного подразделения было увеличение доли безналичных расчетов посредством открытия вкладов. Только в 1941 году было открыто 598 полевых учреждений Госбанка СССР.

"Организационно система полевых учреждений Госбанка строилась применительно к структуре войск действующей армии,— утверждает заместитель начальника департамента полевых учреждений Банка России Николай Черников.— При фронтах создавались полевые конторы, при армиях — полевые отделения, при дивизиях — полевые кассы Госбанка. В военно-административном отношении они подчинялись командующим (командирам) формированиями, при которых создавались, а по вопросам банковской деятельности — начальникам вышестоящих полевых учреждений Госбанка".

Штатный состав полевых учреждений обычно не превышал трех-четырех человек: начальник, бухгалтер, кассир, изредка — красноармеец-охранник. Сотрудниками полевых касс часто назначались работники финансовых учреждений. Так, например, на фронт было мобилизовано 75% мужчин-инкассаторов, работавших в системе Госбанка СССР. Тяжелее всего работать было в период отступления и окружения советских войск в 1941-1942 годах. Мешки с деньгами и документами в отсутствие техники приходилось выносить на себе — за малейшие утери и растраты грозила суровая ответственность.

"Даже получение одноконной армейской повозки из обоза при передислокации банка было сопряжено с большими трудностями,— утверждает историк Сергей Татаринов.— Зачастую уже выделенный транспорт изымался командованием частей для перевозки боеприпасов или раненых, и тогда сотрудникам полевых банков приходилось нести на себе всю документацию и оборудование, в том числе железные ящики с деньгами. Охрана также практически отсутствовала. В условиях особо сложной обстановки сотрудников банка включали в состав сводных боевых подразделений в качестве рядовых пехотинцев. Но персональной ответственности за сохранность средств и документов с них никто не снимал, и они шли в бой, как тогда говорили, "в цепь", волоча за собой железные ящики с деньгами".

Даже в окружении, не говоря уже про отступление, материально ответственные лица обязаны были в первую очередь спасать документы и деньги полевой кассы и только потом — себя.

"Если невозможно было эвакуировать одновременно ценности кассы и личный состав, эвакуации часто подлежали ценности,— утверждает Николай Черников.— Так, например, когда в августе 1941 года 112-я стрелковая дивизия вышла из окружения, офицерами соединения в кассу полевого отделения были сданы деньги в сумме 99,480 тыс. руб. Из них 67,480 тыс. руб. принадлежали 112-й стрелковой дивизии, а 32 тыс. руб.— полевой кассе N226, работники которой, раздав деньги на сохранение офицерам дивизии, сами из окружения выйти не смогли".

Показательна и такая история, приведенная Черниковым: "5 июля 1941 года 46-я кавалерийская дивизия вместе с остальными частями получила приказ о выходе из окружения. В период с 6-го по 9 июля пропали без вести бухгалтер кассы Павел Мартынов и кассир Михаил Ильиных. Начальник кассы техник-интендант первого ранга Семен Тонкушин обратился к командованию с предложением уничтожить ценности. Заместитель командующего 39-й армией генерал-лейтенант Богданов разрешил уничтожить только документы, а денежную наличность приказал сохранить. Деньги были положены в мешки и погружены на лошадей. Начальник кассы и приставленная к ценному грузу охрана передвигались вместе со штабом 11-го кавалерийского корпуса. В итоге Тонкушину удалось сохранить только часть денег — 147,541 тыс. руб. из 203,471 тыс. руб. 38 копеек. Из спасенной наличности 10 тыс. руб. были взяты командиром корпуса полковником Соколовым на военные нужды. Деньги, взятые Соколовым, использовались для закупки продовольствия у жителей деревень, находящихся в районе боевых действий, так как несколько дней снабжение корпуса осуществлялось лишь по воздуху, и то только боеприпасами, а изымать продукты у местного населения было запрещено специальным приказом.

После выхода из окружения военным трибуналом 11-го кавалерийского корпуса Семена Тонкушина за утрату части денежной наличности приговорили к 10 годам лишения свободы с разжалованием в рядовые. К счастью, в сентябре 1942 года приговор был отменен военным трибуналом 39-й армии, посчитавшим, что Тонкушин принял все необходимые меры для спасения денег в условиях длительного перехода с боями через ряд вражеских линий обороны, под сильным огнем противника".

Пока Красная Армия отступала, неся тяжелые потери, о сокращении денежной наличности через привлечение вкладов военнослужащих и речи быть не могло. Но с середины 1942 года ситуация изменилась. Чтобы привлечь вклады от военнослужащих, стали применять различные льготы. "Только в конце 1941 года, когда вкладчикам-военнослужащим была предоставлена возможность без всяких ограничений получать суммы вкладов в любом полевом или стационарном учреждении Госбанка, эта работа несколько активизировалась. И все же количество открытых военнослужащим счетов в первый год войны было крайне незначительным — 98 тыс. Как результат, во вкладах военнослужащих на 1 января 1942 года хранилось 80,9 млн руб.",— констатирует историк Сергей Татаринов. Однако в последующие военные годы количество открытых вкладов увеличилось, что позволило сократить эмиссию почти на 5 млрд руб.

"За потопление линкора и крейсера командиру корабля полагалось соответственно 25 и 20 тыс. руб."

Какими же средствами располагали бойцы и командиры? 26 июня 1941 года приказом N224 народного комиссара обороны СССР для военнослужащих действующей армии правительство установило два новых вида денежного содержания: единовременное пособие и полевые деньги.

Единовременное пособие, как следует из его названия, выдавалось один раз за весь военный период, в размере оклада по занимаемой должности лицам начальствующего состава и сверхсрочнослужащим, которые таковыми являлись на момент начала войны.

Полевые деньги выплачивались ежемесячно: получавшим до 40 руб. в месяц — 100% должностного оклада, от 40 до 75 руб.— 50%, выше 75 руб.— 25%. Таким образом, рядовой пехоты действующей армии получал 17 руб. в месяц. С 23 июня 1941 года среднему начальствующему составу до капитана включительно до назначения в часть денежное содержание устанавливалось в размере 550 руб., старшему начальствующему составу до полковника включительно — 750 руб., высшему начсоставу — 1000 руб. В 1942 году размер денежного содержания был увеличен. Например, оклад начальника штаба полка, бригады, дивизии, корпуса с 1 декабря 1942 года составлял 1300, 1500, 1900, 2200 руб. соответственно. Имелись также доплаты за воинское мастерство, отличное знание техники, успехи в боях.

"Личный состав войск за уничтожение вражеской техники получал премиальные выплаты с первых месяцев войны,— приводит данные историк Людмила Муравьева.— По приказу наркома обороны СССР от 17 июня 1942 года летчикам-истребителям было установлено денежное вознаграждение за каждый сбитый бомбардировщик противника в размере 2 тыс. руб., за транспортный самолет — 1,5 тыс. руб., за истребитель — 1 тыс. руб. Самые высокие денежные вознаграждения были введены в ВМФ за потопление кораблей противника постановлением СНК СССР от 31 мая 1943 года. Размер вознаграждения зависел от должности и звания участника успешной операции. Например, за потопление линкора и крейсера командиру корабля полагалось соответственно 25 и 20 тыс. руб., краснофлотцам — по 500 руб.".

После того как советские войска перешли государственную границу СССР и вступили на территорию Европы, денежное довольствие стало частично выплачиваться в валюте той страны, в которой дислоцировались части: военных марках, пенге, румынских леях, польских злотых, чехословацких кронах. Военнослужащим эти деньги выдавались только в наличной форме по раздаточным ведомостям. Счета в этих валютах военнослужащим не открывались. Деньги можно было тратить исключительно за границей. Кроме того, население этих стран охотно принимало и рубли.

"Солдаты активно тратили рубли на свободном рынке в Европе,— утверждает историк Игорь Чуднов.— Выручка армейского военторга упала. Командование объясняло это тем, что он "не стал еще посредником между местным рынком и военнослужащими, продолжал торговлю товарами, завезенными из СССР, потребительского спроса военнослужащих не удовлетворял"".

На территории Румынии личному составу Красной армии было выплачено 863,7 млн руб. Полевым учреждениям Госбанка удалось изъять только 397,3 млн.

По словам Игоря Чуднова, в Польше изъятие солдатских "карманных денег" составило лишь 2,3% от общей суммы выплат денежного содержания. Правительство Болгарии выкупило у наших военнослужащих и безвозмездно передало СССР 4,2 млн руб.

В целом из денег, выплаченных советским солдатам в Болгарии, Югославии, Чехословакии, Венгрии, изъятие составило только 5,7%. Остальные ушли в свободный оборот. Поспособствовали этому низкие цены на дефицитные товары.

В победном 1945 году резко возросли демобилизационные расходы. Войска возвращались на Родину. "Значительная часть таких расходов,— отмечал в своей аналитической записке в 1951 году советский экономист Владимир Батырев,— выплачивалась непосредственно наличными деньгами. В частности, выплаты по обмену специальных и иностранных валют демобилизованным и выдачи со вкладов военнослужащих составили в 1945 году 13,8 млрд руб., то есть перекрыли размеры эмиссии 1945 года".

Помимо этого, военнослужащим было выплачено единовременное вознаграждение — всего 8,5 млрд руб. Народ активно снимал и тратил деньги, накопленные за годы войны, понимая — или не понимая, но чувствуя, что случится денежная реформа.